Стрела в сердце - Страница 26

К оглавлению

Она облизала губы, когда Рован вошел, и сказала первое, что пришло в голову:

— Жиль был в своей комнате? Вы его видели?

— Меня провел Като. Ваш муж, кажется, спит. У кровати лежало какое-то лекарство.

— Он часто принимает снотворное.

— Не думаете ли вы, что я предположил, что он специально принял его сегодня на ночь? — усмехнулся он.

— Возможно, — коротко ответила Кэтрин. — Но кто может обвинить его?

— Он мог притвориться спящим, избегая увидеть меня.

Говоря это, он разглядывал ее всю, взгляд остановился на крае пеньюара, окутывавшего ее ноги в домашних туфельках.

Кэтрин глубже запахнула пеньюар, прикрывая грудь одной рукой, а другой показывая в направлении туалетной комнаты.

— Если вы хотите идти, другая кровать там.

Он посмотрел в ту сторону, куда она указывала, и сказал:

— Возможно, будет лучше, если мы какое-то время побудем вместе. Жиль, если он не спит, может зайти и переговорить с нами перед тем, как мы потушим свечи.

Кэтрин почувствовала, что ее бросило в жар. Она очень бы желала, чтобы Рован не смущал ее постоянно. Стремясь казаться более естественной, она поднялась по ступенькам и села в кровать, прислонившись спиной к подушкам.

— Думаю, вы правы. У вас, должно быть, больше опыта, чем у меня, — едко сказала Кэтрин.

— Нет, в такой ситуации, как эта, нет.

Он сбросил с себя сюртук, перекинул его через спинку кровати из ореха, с четырьмя столбами и пологом из шелка, затем начал развязывать галстук, который последовал за сюртуком. Отстегнув булавку для галстука и положив ее в карман брюк, он стал расстегивать точно такие же запонки.

— Что вы делаете? — вдруг, резко выпрямившись на подушках, спросила она.

Он помедлил. Взгляд был напряженным, оценивающим.

— Совершенно не собирался вас тревожить, я подумал, что, наверное, будет лучше, если я буду одет менее официально.

Она прикрыла глаза, вспомнив, как он приближался к ней, прежде чем поцеловать. Нет, он не должен…

Нет, можно стать идиоткой, если в голову будут постоянно лезть разные мысли при каждом его движении. Кэтрин на минуту закрыла глаза, отвернулась. «Как вам угодно!»

Рован ограничился запонками, положив их туда же, в карман, и начал закатывать рукава. Он смотрел на локон ее волос, упавший на грудь и вздрагивающий при каждом движении. Она не доверяла ему, но почему она должна, если он сам не доверял себе. Находиться вот так, рядом с ней, в интимной обстановке, было и мучительно больно, и приятно. Интересно, как далеко она позволит зайти. Он не намеревался заходить слишком далеко, нет. Ему просто нужно было отвлечь себя от того, что могло произойти.

Сейчас она была даже в большей безопасности, чем могла предположить, несмотря на то, что он не смог сдержаться в библиотеке.

Он поднялся по ступенькам, уселся на кровать подальше от нее и заложил ногу за ногу в ожидании ее возражений. Кэтрин запахнула пеньюар, придерживая кружева у горла. Человек, которого она так боится на протяжении трех дней, сейчас сидит на ее кровати, где всю супружескую жизнь она спала одна. Кэтрин буквально задыхалась: она хотела приказать ему уйти, но в то же время боялась показать свою панику.

Чтобы хоть как-то отвлечь себя от созерцания его на своей постели, она спросила:

— О чем мужчины и женщины говорят в подобных ситуациях?

Он удивленно поднял брови.

— А разве ваш муж не разговаривает с вами, бывая здесь?

— Он никогда… то есть… я думала, что Жиль объяснил, что проблема, которая мешает нам иметь детей, в нем?

— Никогда? — повторил Рован, игнорируя объяснение.

Кэтрин, не поднимая головы и перебирая кружева на рукавах, покачала головой. Он так долго молчал, что она осмелилась посмотреть на него из-под ресниц. Его взгляд был похож на глубокий, окутанный туманом пруд.

— Дайте мне подумать, — в раздумье тихо сказал он, возвращаясь к ее первому вопросу. — Если бы мы с вами были связаны амурными делами, я бы сказал вам, что ваше одеяние очаровательно, но я бы предпочел, чтобы вы были без него.

Кэтрин сжала зубы, но спросила:

— Да? А что бы я ответила на это? Спасибо?

— Вы бы ответили, то есть вы бы могли ответить: я с удовольствием сниму его, если подвинусь ближе.

Она зло посмотрела на него, чувствуя, что внутри закипает кровь.

— О чем еще мы могли бы поговорить?

— Я мог бы сказать вам, что мне очень нравится цвет ваших волос, напоминающий каштан и все красно-коричневые оттенки осени. Я мог бы сказать, что очарован их длиной, что мне хочется потрогать их и привязать ими вас к себе…

— Пожалуйста… — с мольбой в голосе прервала она. — О чем-то же еще они говорят.

Он любовался пульсирующей жилкой у нее на шее.

— Я мог бы спросить — нравится ли вам видеть меня побритым или вы предпочитаете щетину, чтобы не ждать, пока я побреюсь. Так как ноги становятся холодными, я мог бы спросить вас, замерзли ли вы, и предложить согреть вас. Затем вы, если, конечно, хотели бы, спросили — болят ли у меня мышцы после тяжелого копья. Вы бы могли предложить мне снять рубашку и помассировать спину, чтобы снять боль.

Его слова, казалось, оплетали ее мозг паутиной. Она, как во сне, видела его делающим все то, о чем он говорил, а себя — позволяющей делать, помогая ему… Она буквально чувствовала его обнаженное тело под своими массирующими пальцами. В то же время сладкие образы, созданные им, отзывались в сердце пустотой. Она ведь до сих пор не знала, как мало тепла и любви было в ее жизни, как мало всего того, о чем так легко говорил Рован.

Когда он замолчал, она тихонько вздохнула и мягко спросила: