— Слава господи! — сказала Кэтрин. — Что случилось? Где остальные?
— Все уехали, мадам Кэтрин.
— Тогда ты нас можешь выпустить. Пойди найди кого-нибудь, чтобы сломали дверь.
Кэтрин с нетерпением ждала ответа.
— Я не могу. Мистер Жиль приказал не выпускать вас, пока он не возвратится. Я принесу вам все, что хотите — поесть, развлечься, но это все.
— Я настаиваю, Дельфия, ты должна помочь нам.
— Я не могу, мадам Кэтрин, правда, не могу. Мистер Жиль приказывал мне даже не разговаривать с вами.
«Какой коварный», — подумала Кэтрин.
Он знал, что она попытается заставить служанку выполнить ее приказы. Рован дотронулся до ее плеча, и она вопросительно на него посмотрела. В руке он держал свечу, наклонился в проем и спросил:
— Дельфия, где Омар?
— Он здесь, в тюрьме, мистер Рован, шесть человек отволокли его туда.
— Они ему ничего не повредили?
— Несколько синяков и все! У него прекрасный аппетит, он сегодня ел шесть раз и выпил два галлона кофе. Он взаперти, поэтому не может вам помочь.
Рован поднял голову и выпрямился так резко, что свеча чуть не погасла. Сейчас в своем покрывале он был похож на римского императора. Кэтрин опять попыталась договориться с Дельфией.
— Ну почему, Дельфия? Почему вдруг ты выполняешь приказы мужа, а не мои?
Дельфия даже повысила голос:
— Вы же знаете, он шкуру с меня спустит, если я ослушаюсь его.
— Да нет же.
Рабов в Аркадии не наказывали, единственное, чего они боялись, это быть посланными на поля. Все же раньше было несколько случаев, когда Жиль приказывал наказать нескольких рабочих, и сам проследил за исполнением. Она, естественно, не могла обвинять Дельфию за то, что та боится.
— Мистер Жиль поклялся, что никакого вреда от этого вам не будет. И он даже упомянул о свободе для меня, если я прослежу за вами до его возвращения. Извините, мадам Кэтрин.
Это было предательство, но как можно ее винить?
Вдруг ее осенило.
— Дельфия, одежду, нужно же нам что-то одеть.
— Мистер Жиль был очень строг насчет этого. Я не осмелюсь, нет.
Дельфия собиралась уходить. Кэтрин повысила голос.
— Ну хоть что-то. Пеньюар, пару брюк.
— Гитару, — добавил Рован. — Ваше шитье, книги, бумагу, перо?
— Ты слышала? — Кэтрин уже кричала в проем.
— Посмотрю, что я могу сделать… Я ухожу и закрываю панель.
Они слышали лязг замка, Дельфия ушла.
Кэтрин застыла. Дельфия. Она считала, что они были близки с ней, как сестры. Так было много общих радостей и воспоминаний, боли. Когда все изменилось? И как могло это случиться, а она не знала? Как все кажущееся постоянным перевернулось за одну ночь.
— Мы же можем поесть, — сказал Рован. — Конечно же, в голоде есть что-то привлекательное, но это так неудобно.
В ее темных глазах стояли боль и унижение.
— Я не хочу есть.
— Я тоже. Но это поможет убить время.
Кэтрин в знак согласия взяла поднос и показала Ровану идти со свечой вперед, прокладывая путь в соседнюю комнату. Он было заколебался, глядя на тяжелый поднос, но в одной руке у него была свеча, а другой приходилось придерживать покрывало. Поэтому он с горькой иронией улыбнулся и пошел вперед.
В камине горел огонь. Рован вставил свечу в подсвечник, они поставили еду на стол и сели в кресла, спинки которых были похожи на крылья. Кэтрин рассмотрела, что им принесли. Картофельный суп, заправленный маслом и посыпанный перцем, жареный цыпленок, горячий хлеб с маслом, фрукты и вино. Она вертела в руках ложку.
— Я хотела попросить у вас прощения за то, что сомневалась в Дельфии.
— Да не за что, — просто ответил он.
— Если бы я вас послушала, мы бы не оказались, здесь.
— Я предпочитаю видеть вас оскорбленной, бросающей вызов, но только не кающейся.
— Я просто пытаюсь сказать вам, что вы были правы, — раздраженно произнесла она.
— Так как я и сам знаю это, то не хочу услышать еще раз, особенно если это превращает вас в скучную женскую особь, болтающую ложкой в супе.
Благородство ли это или просто снисхождение? Пока она размышляла, он продолжал:
— Сколько продлится эта охота?
— Зависит от того, как пойдет. Обычно три-четыре дня, если она неудачна, а если все хорошо, то и неделю.
— Неделю, — повторил он, рассматривая медную с орнаментом решетку, закрывающую отверстия для пара.
— Ну разве не удача, что мы не там, с ними?
— Не поняла, — она начала есть и ждала его ответа.
— Быть на пароходе с людьми, которых я едва знаю, сновать взад-вперед в ночи и уделять внимание жене моего хозяина? Я два дня придумывал причину, чтобы не ехать.
— Разве? Ведь подобный образ жизни общепринят в высоких кругах Англии.
— То другое дело. Там очень хорошо знают друг друга. — Его глаза как-то странно улыбались: то ли осуждающе, то ли просяще.
Понемногу он начал обед, наполняя бокалы, подавая ей тарелку с хлебом, и покрывало постепенно сползло до талии. Огонь свечи падал на мужественные черты его лица, оставляя при этом припухший глаз в тени. Он освещал обнаженные плечи, повязку, темные волосы на груди и плоский живот. Она видела, как играли мускулы на его руках. Обычно такая быстрая и уверенная хватка бывает у мастера, режущего по мрамору и камню.
Она обедала с обнаженным мужчиной. В другое время женская деликатность заставила бы ее ужаснуться от подобного соседства. Но не сейчас. Даже странно, как быстро она ко многому привыкла за столь короткое время. Как трудно заставить себя не смотреть на эту дерзкую, небрежную наготу. Более того, нестерпимо хотелось дотронуться до его груди, рук, купающихся в отблесках огня, и убедиться, были ли они такими приятными и теплыми, какими казались. И какими она их помнила.