Стрела в сердце - Страница 52

Его движения чуть стихли, и он позволил себе в восторге прижать ее своим телом. Это на самом деле был восторг — страхи, сомнения, надежды слились вместе в одно это чувство. Ее восхищение им перешло в ощущение какого-то чуда, и она еще сильнее приникла к обнимающему ее мужчине. Они лежали неподвижно, пока дыхание Рована не замедлилось, сердце не стало биться ровнее, а потом с совершенной легкостью и неутомимой нежностью он начал все снова. И снова началось сплошное очарование, он не оставил ни единой клеточки в ее теле, которой бы он не овладел.

Медленно и быстро, нежно и мощно они любили друг друга, окунались друг в друга, и уже ничто не могло их защитить от дикой радости. Это был настоящий букет восторга, даже целый сад, нежно ухоженный и который во что бы то ни стало необходимо сохранить в памяти, как любимые цветы сохраняются в книге.

И потом они лежали, прислушиваясь к биению своих сердец, а тела были влажными от пота. Его лицо зарылось в копне ее волос. Она, опустошенно обнимая его за спину, прошептала:

— Все, пожалуйста, остановись!

Глава 13

Рован стоял, облокотившись о каминную доску, и смотрел на огонь. Он не был доволен собой, поскольку совершил колоссальную ошибку. Он почему-то думал, что перемена в их отношениях с Кэтрин облегчит им пребывание в заточении. Но это только все осложнило.

Он до сих пор не представляет себе, от чего придется отказаться, когда закончится испытание. Конечно, он знает, он уже представлял, что отречение будет трудным, но… что оно станет почти невозможным — этого он не предугадал. И теперь это новое ощущение близкой потери придало отчаянную остроту каждой оставшейся минуте. Оно пробудило его от мертвого сна и посадило разжигать огонь, в надежде, что она проснется и присоединится к нему.

Ему так хотелось, чтобы она проснулась, словно ее пробуждение могло придать больше уверенности в будущем. Может быть, он слишком долго любил ее ночью, а она была так изумительно податлива, что он обо всем забыл, а уж тем более не хотел, чтобы она просила все это прекратить.

Он посмотрел на нее. Кэтрин лежала на боку, подложив руку под щеку, а волосы рассыпались по подушке. Она была полностью укрыта простыней, это он укрыл ее недавно, слишком хорошо помня, какой она была под ней.

Она проснулась и внимательно смотрела на него. Он заставил себя улыбнуться.

— Как ты себя чувствуешь утром?

— Прекрасно, — пробормотала она.

Она, наверное, сказала это машинально, подумал он и, оторвавшись от камина, сел рядом с ней на кровать. На ее щеке лежала прядь волос, он потянулся к ней и не совсем уверенной рукой убрал ее.

— Нигде не болит?

Она покачала головой, взглянула на него, потом отвела взгляд.

— Мне не хотелось делать тебе больно.

Она повернулась к нему лицом.

— Ты и не сделал.

— Но ты сказала… попросила меня не продолжать.

— О! — Она опустила ресницы. — Но ведь у тебя было так много усилий и никакого удовольствия.

Нахмурившись, он сдвинул брови.

— О чем ты говоришь? Конечно же, я получал удовольствие.

— Нет, не так, как я, — неуверенно произнесла она.

Ее забота тронула его. Он повернул рукой ее голову, заставляя взглянуть на себя.

— Мое наслаждение было другим, вот и все, мне не было от этого плохо.

— А мне казалось…

— Наверное, потому, что мой самоконтроль не был так хорош, как я думал, — с неодобрением произнес Рован. Ничего не прочитав на ее лице, продолжал: — То, что я чувствовал, французы называют «маленькими смертями» — серия удовольствий вместо одного большого наслаждения. Ощущение, близкое к тому, что чувствовала ты.

— И ты не ощущал… что тебе чего-то не хватает? И тебе… разве не хотелось… другого? — Тревога в ее голосе тронула его.

Улыбаясь, он покачал головой.

— Нет, принимая во внимание все остальное.

— Тогда, я полагаю, все хорошо.

Но он видел, что не убедил ее. Словами это сделать, кажется, невозможно. Убедить может нечто другое.

Он откинул простыню в сторону, подставляя ее теплое, розовое тело прохладному утреннему воздуху, а свободной рукой быстро скинул рубашку и членораздельно произнес:

— Я непонятно выразился — прошлой ночью мне было более чем хорошо.. И, наверное, требуется напомнить, как это было.

Насколько Кэтрин могла понять, его контроль над собой был совершенен. Он в точности знал, как добиться от нее желаемой капитуляции, и не останавливался до тех пор, пока голова не подсказывала ему, что это нужно сделать. Она могла искусить, соблазнить его — это было легко. Но заставить потерять рассудок она не могла. Знала, что уже пыталась сделать это, но бесполезно. Казалось, что после всего, что произошло между ними, ей будет трудно смотреть ему в лицо. Но это было совсем не так: его естественность, спокойный юмор помогли преодолеть вспыхнувший было стыд.

Послеполуденное солнце проскальзывало сквозь окна-щели. На улице потеплело, поэтому они потушили камин. Рован сидел у ее ног, облокотившись спиной о кресло, и наигрывал знакомую мелодию на мандолине. У нее на коленях лежало вышивание, хотя за последний час она не сделала ни стежка. Она была занята собственными мыслями и машинально следила за его сильными пальцами, перебиравшими струны. Мелодия подходила к концу, и скоро последняя нота повисла в воздухе, эхом отдавшись от каменных стен. Он откинул голову назад, на колени Кэтрин, и она стала гладить его жесткие волнистые волосы.

— Что же мы будем делать?

— Что-то… ничего… что будет необходимо, — ответил он и вздохнул.

— Что, если… — начала она и, заколебавшись, прикусила губу.