Стрела в сердце - Страница 77


К оглавлению

77

Брэнтли ответил с леденящей улыбкой:

— Но ведь ты все организовал.

Жиль приподнялся на кровати. Его так трясло, что даже матрац вместе с ним пришел в движение.

— Это был шантаж. Что еще я мог сделать? Люди не понимают любви к сестре, пусть даже наполовину сестре. Но я никогда не простил тебе это, никогда. За то, что ты приехал за ней сюда. Никогда.

Кэтрин громко вздохнула. Этим воздухом невозможно было дышать — от запаха горящего масла в лампе, от спертого, тяжелого запаха, какой обычно бывает в комнате больного, от всей этой неблагодарности, от давних сожалений и скорби. От дикого, непереносимого напряжения у нее закружилась голова, и все пришло в движение: покрывало на кровати зашевелилось и превратилось из красного в черное, собаки на картине над кроватью нацелились на невидимую добычу. Только Рован рядом был неподвижен.

Брэнтли не обращал на них никакого внимания — он весь сконцентрировался на Жиле.

— Ты взял, назло мне, себе невесту. Сам виноват в том, что все это случилось.

— Ты бы предпочел, чтобы я умер, так сказать, от желудка, — задыхаясь и кашляя, произнес Жиль. — Но Като спас меня. Он догадался о яде спустя год после того, как ты стал меня им пичкать! Слишком, правда, поздно, чтобы спасти мой желудок. Проверили Кэтрин, но это была не она. То же самое и с Мюзеттой. Льюис, несмотря на всю его желчь, труслив. Оставался только ты. Еще была возможность вставить палки в твои колеса.

— И это должно было произойти, — сказал Рован, не отрывая взгляда от револьвера в руке Брэнтли, — с Теренсом, а потом и со мной во время турнира.

— Вы были идеальны, — с отвращением сказал Брэнтли. — Сильные, мужественные, в отличной форме, красивы, хорошо вписывались в образ Жиля о жеребце для кобылы. Вы достаточно от всех отличались, чтобы привлечь внимание Кэтрин. С самого начала для меня было ясно, что один из вас, а может быть, и оба должны быть убраны с дороги.

— Прекрасно подстроенные несчастные случаи, — Рован поднял глаза на Брентли.

Револьвер в его руке дернулся и оказался нацеленным в грудь Рована. Побагровев, Брэнтли продолжил:

— Все бы удалось — с таким количеством народа, множеством состязаний, если бы вы были менее удачливым.

— Или более доверчивым? — предположил Рован. — Или, если бы я крепче спал, там, в башне, или не проявил заботу о той, кого хотел защитить. Извиняюсь, что ваши труды были напрасными. Просто хотелось сохранить жизнь себе и Кэтрин, по вполне очевидным причинам.

— Да, слишком уж очевидным, — ядовито заметил он. — Вряд ли Жиль предполагал такую привязанность.

— Нет, конечно, — задыхаясь, пробормотал Жиль. — Хотя должен был. Признаюсь, это причинило мне боль, какой я даже не ожидал. Наверное, это заставило меня поступить так жестоко. Прости меня, моя дорогая жена. Но я не жалею, нет. Видишь, как все обернулось.

— Тогда, думаю, — Рован кивнул им обоим, — никто из вас не будет возражать, если я с вами попрощаюсь, а то все несколько затянулось.

Он повернулся к Кэтрин, взял ее руки в свои, поднес к губам, а потом прижал их к своему сердцу. Он как бы отгородил собой ее от всего, через секунду все исчезло, кроме пронзительности этой минуты и ослепительных воспоминаний. Она широко открытыми глазами смотрела на него:

— Никогда не думала, что доведу тебя до этого.

Он криво усмехнулся.

— А я шел сзади, толкая тебя обеими руками на тропу несдерживаемых порывов, нечистых помыслов, пошлостей, — и уже мягче добавил, — я благодарен тебе за все призы, которые выиграл и за все, что ты мне с такой грацией дала.

— И любовью, — добавила она.

— Способной превратить в рай несколько украденных часов и ошеломить дух и тело. Ты — мое чудо, моя мечта, моя героическая женщина, моя повелительница, моя золотая нимфа. Тебя я боготворю всем телом и каждой частичкой своей души, и буду всегда, как сладкое яблоко, хранить в своей голодной душе.

Она прижалась щекой к его рукам, державшим ее руки.

— Я благодарна тебе за то, что ты есть у меня, за то, что ты дал мне, и за то, что ты из меня сделал.

Он дотронулся до ее щеки своими мягкими теплыми пальцами и наклонил к ней голову.

— Клянусь, что даже смерть не сможет оторвать меня от тебя.

Сквозь весь этот ужас, отчаяние, муку до нее донеслась его любовь. Наконец, она услышала ее, но тут же страх за него сковал ее всю. А он, прикоснувшись к ней губами, вдруг резко прижал ее к себе, схватил за руки и одним движением, как стрелу, отбросил прочь. С развевающимися юбками она отлетела к изголовью кровати, единственному месту в этой огромной комнате, куда не смогла бы попасть пуля револьвера.

Брэнтли инстинктивно дернулся в направлении ее полета, а Рован молча, как тень дьявола, стремительно бросился на дуло револьвера, до спускового крючка которого только нужно было дотронуться, чтобы он начал стрелять и стрелять.

Они почему-то не взяли в расчет Жиля, забыли о нем. Муж Кэтрин со свирепым рычанием схватил Брэнтли за правую руку и задержал его. Тот потерял равновесие и зашатался над кроватью.

Звук выстрела потряс комнату, поднялось сине-черное облако дыма. Кто-то сдавленно вскрикнул, выругался.

Кэтрин, выглянув из-за полога кровати, увидела сквозь рассеивающийся дым яростную схватку на кровати. Она не медлила. Схватившись за полог, она поднялась и бросилась в драку.

Кровь лилась из рассеченной брови Рована. Из-за крови он почти ничего не видел. Кровь была и на покрывале, и все трое были испачканы ею, так что трудно было определить ее источник.

Жиль, задыхаясь, все цеплялся за руку Брэнтли. А тот, как бык, не обращая внимания на слабую помеху, яростно боролся с Рованом, но когда увидел Кэтрин, то вырвался и нацелил на нее револьвер.

77